Обычный день. Обычное утро. Душ. Медитация. Завтрак. Почта. Фейсбук…

Между прочим среди объявлений, рекламы, дней рождений, аренды квартир и сбора денег я увидел эти страшные фотографии погибших людей в Одессе*. Взгляд приклеился, я смотрел и смотрел, и не мог прекратить. Сдавило горло, боль застряла, я хватал, как рыба, воздух и глотал кофе.

Сеть в тот день превратилась для меня в немецкий атлас судебной медицины, который в детстве стоял на маминой полке, она работала судебно-медицинским экспертом. Я тайком разглядывал смерть и не мог оторваться…

Сегодня ощущения были в 100 раз сильнее. Это происходило прямо сейчас, и не в Германии, а гораздо ближе, а подробности обжигали воображение. Я выпал из привычного жизненного уклада. Было совершенно не понятно, что делать дальше, как теперь болтать по телефону, постить всякую чушь в социальных сетях, делать обычные рутинные действия.

Я давно отключил ленты «френдов», ведущих активные боевые действия в информационной войне, так как не выношу шовинизм любого рода, левый, правый, голубой, красный или коричневый. Для большинства оставшихся (обычно и для меня самого) любая трагедия превращалась в отрицательную галлюцинацию – ее или не видели, или не хотели видеть.

Я наткнулся на яркие фотографии счастливых друзей, путешествующих по Юго-Восточной Азии. Где-то протекала другая жизнь, радостная и спокойная, наполненная счастьем и любовью. Почему-то я стал на них злиться, мозг услужливо наделил друзей равнодушием, пустотой и легкомыслием… Я и злился, и завидовал, хотелось сбежать, спрятаться куда-то.

Читайте также: Больны ли мы новостями?
А вот что, если бы я сейчас был там? Далеко, где синее море, горы, чистое небо и пагоды повсюду, стал бы я так же включаться во все ужасы фейсбука? Или они размылись бы на дальнем плане? А может, я просто отключил бы свои гаджеты и остался бы, наконец, в блаженной тишине?

Но ведь мне 20 минут назад было хорошо и спокойно, когда я ничего не знал и вроде бы пребывал в равновесии. Почему эта информация выбила меня из седла? Что произошло, почему вдруг я эмоционально встрял в этот ад? Как сочувствовать, не вовлекаясь самому?

Вдруг я вспомнил, что я – психотерапевт. И что в своем кабинете постоянно сталкиваюсь с этой проблемой, и что об этом написаны десятки книг и сотни статей. Возможно, в информационном поле действуют те же законы, что и в психотерапии.

Впервые об эмпатии упомянул Фрейд в 1905 году в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному». Он писал: «Мы учитываем психическое состояние пациента, ставим себя в это состояние и стараемся понять его, сравнивая его со своим собственным». То есть терапевт использует свою душу как камертон для оценки состояния клиента. При этом важно не только понимать головой чувства пациента, но и в определенной степени переживать их. Желательно делать это абсолютно искренне, так как клиенты мгновенно чувствуют малейшую фальшь и перестают доверять.

И в эмпатическом проникновении существует грань, переходить которую ни в коем случае нельзя. Высок риск вовлечься в мир клиента, потерять объективность, начать ложно трактовать информацию, выстраивать терапию имени князя Мышкина – из желания «спасти» клиента. И это плохая терапия. Поэтому, например, в статистике средней продолжительности жизни помогающие профессии: врачи, учителя, психологи, юристы, социальные работники, живут приблизительно на 10 лет меньше, чем другие (если не защищают себя).

Хороший терапевт всегда балансирует на грани. Оставаясь с клиентом, он в то же время не вовлекается эмоционально, находится рядом, но не внутри, как хороший штурман, изучает карту и показывает дорогу, но не садится за руль.

Читайте также: Психология толпы и поведение в толпе: как мы можем себя защитить?
Почему только эти знания не помогли мне в истории с Одессой?

Мои главные психотерапевтические «киоско» (фиаско – в терминологии одного из моих учителей), происходили, когда я всерьез считал, что могу повлиять на человека, воздействовать на него, вылечить. Чаще всего, когда пациенты «поддавались» моим примитивным манипуляциям. Эго раздувалось от восторга и собственного могущества. Я – властелин мира, хозяин чувств, вершитель судеб, я точно знаю, что и как надо делать.

Только гораздо позже, с опытом пришло осознание собственных границ и возможностей терапевта. И, как следствие, безоговорочная капитуляция и отказ от всемогущества. Да, я могу помочь, но не всем и не всегда. Могу быть проводником, сталкером, но не волшебником и не богом. И лечу не я, а кто-то другой, как будто бы через меня действует какая-то другая сила, энергия. Китайцы называют ее ци. А раз так, то, значит, мое дело просто быть честным, находиться там, где я могу быть максимально полезен и эффективен.

И если я начинаю зависеть от внешнего воздействия и испытываю сильные эмоции, значит, в моем собственном хозяйстве что-то не так, значит, равновесие мнимое и я опять тяну одеяло и знаю, что и как должно происходить в этом мире, начинаю управлять им. И я знаю, как должны себя вести клиенты, правители, народы, военные, демонстранты, полиция. Другими словами, я знаю, как должен быть устроен мир. А мир ничего об этом не знает и своевольно продолжает жить своей жизнью, а я почему-то сильно из-за этого расстраиваюсь. Бред чистой воды.

Пришла проста мысль: нужно позволить миру существовать, а самому продолжать делать дело. Направить свои силы туда, где они нужнее всего. И сопереживать людям, но осознанно и без истерики.

Сразу стало тихо и спокойно. А тут еще сын позвонил, попросил помочь сделать крепление для лонг-борда, который я ему подарил на день рождения. Я подумал, что это то, что и должен делать любящий отец, это настоящее, и с восторгом поехал.

Мы пошли кататься, и вот, показывая сыну какие-то приемы, ловя исподтишка его одобряющие взгляды, вдруг я случайно толкнул борд на мостовую, и через секунду его переехал автомобиль марки «Жигули». Хрусть, и пополам…

Вот думаю: наверное, нужно написать что-нибудь про чувство вины?