Рано утром тишина закончилась: заревели снегоуборочные машины, вышли дворники с огромными мётлами. Они энергично расчищали дороги и тропинки. Грузовики и самосвалы вывозили снег из города. Снегритята не сопротивлялись, они только огорчённо вздыхали: "Не очень-то гостеприимно нас здесь встречают. Кажется, мы всем мешаем..."
Но выглянуло смешливое солнце, ласково погладило своими лучами снегритят, и они заискрились, заулыбались, зашептались тихо-тихо, почти неслышно. Может быть, всё не так уж и плохо?
Потом они снова примолкли и насторожились: во двор вышли дети. Неужели и эти будут их прогонять? Но нет, боялись они напрасно: ребятишки радовались изо всех сил: "Снег! Снег! Снег!" Они бегали и валялись в сугробах, они подкидывали снег кверху и снегритята опять кружились в воздухе. От такого обращения они снова заблестели и зазвенели: детки им нравились.
Тем временем двое детишек, уже изрядно заснеженных, подбежали к подъезду, задрали головы и стали кричать: "Ма-ма! Ма-ма!" Снегритята любознательно прислушались: "Кого это так громко зовут?" На пятом этаже стукнула форточка, показалось чьё-то лицо. Снегритята, уцепившиеся за подоконник, хорошо его рассмотрели - обычное круглое лицо, ничего особенного.
- Ма-ма! Вынеси нам санки!
Лицо широко улыбнулось, кивнуло и скрылось.
"Мама? - тревожно думали снегритята. - Санки?"
Вскоре кругленькая женщина с тем самым обыкновенным лицом вышла из дверей подъезда. На ней была курточка, накинутая поверх цветного халатика. Она вынесла санки и сухие варежки, хотя про варежки дети ничего ей не кричали. Детишки с жизнерадостным писком ухватили саночки и начали друг дружку катать. Снегритята ловко скрипели под полозьями: "Сан-ки, сан-ки" - и было очень весело.
На другом конце двора двое малышей стояли около сугроба. Один ковырялся в снегу лопаткой, другой смотрел на него с завистью и говорил: "А мой папа сделает мне лопатку ещё лучше!" Малыш с лопаткой сыпал снег на себя и своего товарища, и снегритята старательно шелестели: "Папа, лопатка."
...Короток зимний день. Вот и село солнце. Давно ушли домой ребятишки. Посерел, посинел, совсем тёмным стал снежный ковёр. Но зажглись фонари и окна домов, побежали искорки по снегу, зашуршали снегритята. "Ма-ма, санки. Па-па, лопатка," - повторяли они. Про санки и лопатку им всё было понятно, но вот: "Мама? Папа?" И почему-то всё грустнее становилось снегритятам.
К следующему утру они совсем расстроились, а тут ещё и солнышко спряталось за серые тучи - некому малышей приласкать. Начали они тоненько плакать: "Мама! Папа! А-а-а!" Плакали, плакали и скоро намокли, отяжелели.
Снова вышли дети на прогулку. Смотрят - а снег-то мокрый! Он лепится хорошо! Сразу принялись они снежные шары катать. Снегритята даже плакать забыли: что же это такое затевается? А дети кричат, будто им в ответ: "Снежную бабу лепим!"
"Что-что? Какую такую снежную бабу?" - заволновались снегритята. И кто-то догадался: "Они, наверное, оговорились! Ну, конечно, - снежную МАМУ лепят! Ура!"
Один снежный ком укладывался на другой и вскоре выросла высокая белая фигура с круглым лицом и широкой улыбкой. "Так вот же она, наша мама!" -ликовали снегритята. А рядом уже вторая снежная фигура появилась, ей в руки дали лопатку держать. "Ах, вот и снежный папа с лопаткой!" - замирали снегритята от счастья. Они сияли и звенели, как миллионы тонких хрусталинок, а дети водили хоровод и пели вместе с ними.
Потом ребята стали лепить снежки, кидаться ими, смеяться и визжать. "А неплохо оказалось тут, на земле, - думали про себя снегритята, стремительно проносясь по воздуху. - Можно ещё наших звать!" И они задорно подмигивали снежному папе, а снежной маме посылали воздушные поцелуи.

Дочка по целым дням на перине валялась да пряники ела, а падчерице с утра до ночи и присесть некогда было: то воды натаскай, то хворосту из лесу привези, то белье на речке выполощи, то грядки в огороде выполи.

Знала она и зимний холод, и летний зной, и весенний ветер, и осенний дождь. Потому-то, может, и довелось ей однажды увидеть все двенадцать месяцев разом.

Была зима. Шел январь месяц. Снегу намело столько, что от дверей его приходилось отгребать лопатами, а в лесу на горе деревья стояли по пояс в сугробах и даже качаться не могли, когда на них налетал ветер.

Люди сидели в домах и топили печки.

В такую-то пору, под вечер, злая мачеха приоткрыла дверь и поглядела, как метет вьюга, а потом вернулась к теплой печке и сказала падчерице:

- Сходила бы ты в лес да набрала там подснежников. Завтра сестрица твоя именинница.

Посмотрела на мачеху девочка: шутит она или вправду посылает ее в лес? Страшно теперь в лесу! Да и какие среди зимы подснежники? Раньше марта месяца они и не появятся на свет, сколько их ни ищи. Только пропадешь в лесу, увязнешь в сугробах.

А сестра говорит ей:

- Если и пропадешь, так плакать о тебе никто не станет. Ступай да без цветов не возвращайся. Вот тебе корзинка.

Заплакала девочка, закуталась в рваный платок и вышла из дверей.

Ветер снегом ей глаза порошит, платок с нее рвет. Идет она, еле ноги из сугробов вытягивает.

Все темнее становится кругом. Небо черное, ни одной звездочкой на землю не глядит, а земля чуть посветлее. Это от снега.

Вот и лес. Тут уж совсем темно - рук своих не разглядишь. Села девочка на поваленное дерево и сидит. Все равно, думает, где замерзать.

И вдруг далеко меж деревьев сверкнул огонек - будто звезда среди ветвей запуталась.

Поднялась девочка и пошла на этот огонек. Тонет в сугробах, через бурелом перелезает. "Только бы, - думает, - огонек не погас!" А он не гаснет, он все ярче горит. Уж и теплым дымком запахло и слышно стало, как потрескивает в огне хворост. Девочка прибавила шагу и вышла на полянку.

Да так и замерла.

Светло на полянке, точно от солнца. Посреди полянки большой костер горит, чуть ли не до самого неба достает. А вокруг костра сидят люди - кто поближе к огню, кто подальше. Сидят и тихо беседуют.

Смотрит на них девочка и думает: кто же они такие? На охотников будто не похожи, на дровосеков еще того меньше: вон они какие нарядные - кто в серебре, кто в золоте, кто в зеленом бархате. Стала она считать, насчитала двенадцать: трое старых, трое пожилых, трое молодых, а последние трое - совсем еще мальчики.

Молодые у самого огня сидят, а старики - поодаль.

И вдруг обернулся один старик - самый высокий, бородатый, бровастый - и поглядел в ту сторону, где стояла девочка.

Испугалась она, хотела убежать, да поздно. Спрашивает ее старик громко:

- Ты откуда пришла, чего тебе здесь нужно?

Девочка показала ему свою пустую корзинку и говорит:

- Нужно мне набрать в эту корзинку подснежников.

Засмеялся старик:

- Это в январе-то подснежников? Вон чего выдумала!

- Не я выдумала, - отвечает девочка, - а прислала меня сюда за подснежниками моя мачеха и не велела мне с пустой корзинкой домой возвращаться.

Тут все двенадцать поглядели на нее и стали между собой переговариваться.

Стоит девочка, слушает, а слов не понимает - будто это не люди разговаривают, а деревья шумят.

Поговорили они, поговорили и замолчали.

А высокий старик опять обернулся и спрашивает:

- Что же ты делать будешь, если не найдешь подснежников? Ведь раньше марта месяца они и не выглянут.

- В лесу останусь, - говорит девочка. - Буду марта месяца ждать. Уж лучше мне в лесу замерзнуть, чем домой без подснежников вернуться.

Сказала это и заплакала.

И вдруг один из двенадцати, самый молодой, веселый, в шубке на одном плече, встал и подошел к старику:

- Братец Январь, уступи мне на час свое место!

Погладил свою длинную бороду старик и говорит:

- Я бы уступил, да не бывать Марту прежде Февраля.

- Ладно уж, - проворчал другой старик, весь лохматый, с растрепанной бородой. - Уступи, я спорить не стану! Мы все хорошо ее знаем: то у проруби ее встретишь с ведрами, то в лесу с вязанкой дров. Всем месяцам она своя. Надо ей помочь.

- Ну, будь по-вашему, - сказал Январь.

Он стукнул о землю своим ледяным посохом и заговорил:

Не трещите, морозы,
В заповедном бору,
У сосны, у березы
Не грызите кору!
Полно вам воронье
Замораживать,
Человечье жилье
Выхолаживать!

Замолчал старик, и тихо стало в лесу. Перестали потрескивать от мороза деревья, а снег начал падать густо, большими, мягкими хлопьями.

- Ну, теперь твой черед, братец, - сказал Январь и отдал посох меньшому брату, лохматому Февралю.

Тот стукнул посохом, мотнул бородой и загудел:

Ветры, бури, ураганы,
Дуйте что есть мочи!
Вихри, вьюги и бураны,
Разыграйтесь к ночи!
В облаках трубите громко,
Вейтесь над землею.
Пусть бежит в полях поземка
Белою змеею!

Только он это сказал, как зашумел в ветвях бурный, мокрый ветер. Закружились снежные хлопья, понеслись по земле белые вихри.

А Февраль отдал свой ледяной посох младшему брату и сказал:

- Теперь твой черед, братец Март.

Взял младший брат посох и ударил о землю.

Смотрит девочка, а это уже не посох. Это большая ветка, вся покрытая почками.

Усмехнулся Март и запел звонко, во весь свой мальчишеский голос:

Разбегайтесь, ручьи,
Растекайтесь, лужи,
Вылезайте, муравьи,
После зимней стужи!
Пробирается медведь
Сквозь лесной валежник.
Стали птицы песни петь,
И расцвел подснежник.

Девочка даже руками всплеснула. Куда девались высокие сугробы? Где ледяные сосульки, что висели на каждой ветке!

Под ногами у нее - мягкая весенняя земля. Кругом каплет, течет, журчит. Почки на ветвях надулись, и уже выглядывают из-под темной кожуры первые зеленые листики.

Глядит девочка - наглядеться не может.

- Что же ты стоишь? - говорит ей Март. - Торопись, нам с тобой всего один часок братья мои подарили.

Девочка очнулась и побежала в чащу подснежники искать. А их видимо-невидимо! Под кустами и под камнями, на кочках и под кочками - куда ни поглядишь. Набрала она полную корзину, полный передник - и скорее опять на полянку, где костер горел, где двенадцать братьев сидели.

А там уже ни костра, ни братьев нет... Светло на поляне, да не по-прежнему. Не от огня свет, а от полного месяца, что взошел над лесом.

Пожалела девочка, что поблагодарить ей некого, и побеждала домой. А месяц за нею поплыл.

Не чуя под собой ног, добежала она до своих дверей - и только вошла в дом, как за окошками опять загудела зимняя вьюга, а месяц спрятался в тучи.

- Ну, что, - спросили ее мачеха и сестра, - уже домой вернулась? А подснежники где?

Ничего не ответила девочка, только высыпала из передника на лавку подснежники и поставила рядом корзинку.

Мачеха и сестра так и ахнули:

- Да где же ты их взяла?

Рассказала им девочка все, как было. Слушают они обе и головами качают - верят и не верят. Трудно поверить, да ведь вот на лавке целый ворох подснежников, свежих, голубеньких. Так и веет от них мартом месяцем!

Переглянулись мачеха с дочкой и спрашивают:

- А больше тебе ничего месяцы не дали?

- Да я больше ничего и не просила.

- Вот дура так дура! - говорит сестра. - В кои-то веки со всеми двенадцатью месяцами встретилась, а ничего, кроме подснежников, не выпросила! Ну, будь я на твоем месте, я бы знала, чего просить. У одного - яблок да груш сладких, у другого - земляники спелой, у третьего - грибов беленьких, у четвертого - свежих огурчиков!

- Умница, доченька! - говорит мачеха. - Зимой землянике да грушам цены нет. Продали бы мы это и сколько бы денег выручили! А эта дурочка подснежников натаскала! Одевайся, дочка, потеплее да сходи на полянку. Уж тебя они не проведут, хоть их двенадцать, а ты одна.

- Где им! - отвечает дочка, а сама - руки в рукава, платок на голову.

Мать ей вслед кричит:

- Рукавички надень, шубку застегни!

А дочка уже за дверью. Убежала в лес!

Идет по сестриным следам, торопится. "Скорее бы, - думает, - до полянки добраться!"

Лес все гуще, все темней. Сугробы все выше, бурелом стеной стоит.

"Ох, - думает мачехина дочка, - и зачем только я в лес пошла! Лежала бы сейчас дома в теплой постели, а теперь ходи да мерзни! Еще пропадешь тут!"

И только она это подумала, как увидела вдалеке огонек - точно звездочка в ветвях запуталась.

Пошла она на огонек. Шла, шла и вышла на полянку. Посреди полянки большой костер горит, а вокруг костра сидят двенадцать братьев, двенадцать месяцев. Сидят и тихо беседуют.

Подошла мачехина дочка к самому костру, не поклонилась, приветливого слова не сказала, а выбрала место, где пожарче, и стала греться.

Замолчали братья-месяцы. Тихо стало в лесу. И вдруг стукнул Январь-месяц посохом о землю.

- Ты кто такая? - спрашивает. - Откуда взялась?

- Из дому, - отвечает мачехина дочка. - Вы нынче моей сестре целую корзинку подснежников дали. Вот я и пришла по ее следам.

- Сестру твою мы знаем, - говорит Январь-месяц, - а тебя и в глаза не видали. Ты зачем к нам пожаловала?

- За подарками. Пусть Июнь-месяц мне земляники в корзинку насыплет, да покрупней. А Июль-месяц - огурцов свежих и грибов белых, а месяц Август - яблок да груш сладких. А Сентябрь-месяц - орехов спелых. А Октябрь...

- Погоди, - говорит Январь-месяц. - Не бывать лету перед весной, а весне перед зимой. Далеко еще до июня-месяца. Я теперь лесу хозяин, тридцать один день здесь царствовать буду.

- Ишь, какой сердитый! - говорит мачехина дочка. - Да я не к тебе и пришла - от тебя, кроме снега да инея, ничего не дождешься. Мне летних месяцев надо.

Нахмурился Январь-месяц.

- Ищи лета зимой! - говорит.

Махнул он широким рукавом, и поднялась в лесу метель от земли до неба - заволокла и деревья и полянку, на которой братья-месяцы сидели. Не видно стало за снегом и костра, а только слышно было, как свистит где-то огонь, потрескивает, полыхает.

Испугалась мачехина дочка.

- Перестань! - кричит. - Хватит!

Да где там!

Кружит ее метель, глаза ей слепит, дух перехватывает. Свалилась она в сугроб, и замело ее снегом.

А мачеха ждала-ждала свою дочку, в окошко смотрела, за дверь выбегала - нет ее, да и только. Закуталась она потеплее и пошла в лес. Да разве найдешь кого-нибудь в чаще в такую метель и темень!

Ходила она, ходила, искала-искала, пока и сама не замерзла.

Так и остались они обе в лесу лета ждать.

А падчерица долго на свете жила, большая выросла, замуж вышла и детей вырастила.

И был у нее, рассказывают, около дома сад - да такой чудесный, какого и свет не видывал. Раньше, чем у всех, расцветали в этом саду цветы, поспевали ягоды, наливались яблоки и груши. В жару было там прохладно, в метель тихо.

- У этой хозяйки все двенадцать месяцев разом гостят! - говорили люди.

Кто знает - может, так оно и было.

Календарь показывал, что сегодня последний день старого года, тридцать первое декабря. Было уже очень поздно. Все лесные зверята крепко спали, а по зимнему лесу на ледяных салазках разъезжал дедушка Мороз. Он останавливался у каждого домика и оставлял свой подарок на пороге. Завтра утром каждый зверек, и большой, и маленький, должен получить гостинец к празднику. Тому, кто весь год вел себя хорошо, Дед Мороз доставал из мешка большой подарок, кто не очень - поменьше. В эту ночь все должны получить от него приятный сюрприз. Одного не знал дедушка Мороз: стоило ему положить подарок перед дверью и отъехать к следующему домику, как его подарок тут же исчезал. Словно его и не было вовсе.
В наступившее новогоднее утро раньше всех проснулся медвежонок Сноки. Даже красногрудые снегири еще спали. Он умылся, позавтракал и пошел смотреть, что же в этом году подарил ему Дед Мороз. Он давно мечтал получить самокат. Сноки открыл дверь и… ничего кроме снега на пороге не увидел. Подарка не было. Он поискал его за домиком, в огороде, даже возле снеговика, но подарка нигде не было видно. На всякий случай медвежонок сбегал посмотреть на календарь - не перепутал ли он чего-нибудь. Нет, все правильно. Сегодня первое января, наступил Новый год. Расстроившись, Сноки отправился к своему другу, зайчику Длинные Ушки. У его двери тоже не было подарка. И у домика белочки Пушистый Хвостик, и у норки лисенка Хитрюши тоже не было никаких подарков.
"Как же так, - подумал Сноки. - Новый год наступил, а подарков не видать. Скоро все проснутся и, как и я, очень опечалятся. Это нехорошо".
Тогда мишка решил найти подарки и возвратить их на место. Он вернулся к своему домику и стал внимательно изучать местность.
"Все это очень странно, - размышлял медвежонок, разглядывая отпечатки на снегу.
- Вот место, куда Дед Мороз положил подарок, вот следы от его салазок, следы от его валенок, мои косолапые следы. Стоп! А это еще чьи?".
На снегу четко виднелись отпечатки чьих-то маленьких, тоненьких лапок. Эти следы показались Сноки чересчур подозрительными. Ни у кого из его друзей не было таких.
"Интересно, куда они ведут и кому принадлежат?" - спросил сам себя медвежонок и отправился на поиски таинственного обладателя подозрительных следов.
Следы были четкими и Сноки быстро, перебегая от одного домика к другому, проследовал по ним на самый край леса. Здесь он никогда не был, и поэтому ему стало немножко страшно.
Внезапно цепочка следов оборвалась под одним старым деревом. Медвежонок осторожно заглянул в норку под дубом, но там было темно и ничего не видно.
"Ты очень хитрый зверь, - подумал Сноки, - раз сумел украсть все наши подарки, но я тебя перехитрю".
Он положил перед норкой мандаринку, а сам спрятался рядом в кустах.
Не прошло и минуты, как из норки выскочило маленькое страшное существо на худеньких лапках. Оно схватило мандарин острыми зубами и поволокло в норку.
Сноки тут же выпрыгнул из кустов и загородил собой вход в норку. Неизвестный зверек испугался, пискнул и выронил мандаринку. Бежать было некуда.
- Это ты украла у нас все подарки? - грозно прорычал мишка. - Отвечай!
- Я, - пропищало существо. - Меня никто в лесу не любит и не хочет со мной играть. Вот я и решила всем отомстить. Устроить вам веселый праздник без подарков. Будете знать, как со мной не дружить.
- И не стыдно тебе? - продолжал Сноки. - Ты разве не знаешь, что воровать нехорошо? А если бы у тебя украли твой новогодний подарок? А? Ах ты, маленькая вредина!
Маленькой вредине стало очень стыдно. Она даже покраснела до кончика хвоста и заплакала:
- Я - не вредина! Это вы со мной сами не хотите дружить.
- Интересно, кто захочет дружить с такой грязной зверушкой-ворюшкой, как ты?!
- А если я исправлюсь, вы будете со мной играть? - приободрившись, спросила маленькая вредина.
- Конечно. И даже возьмем тебя водить с нами хоровод вокруг главной лесной елки.
Маленькая вредина очень обрадовалась. Она обещала стать хорошей и для начала вместе с медвежонком отнесла все украденные подарки обратно. И как раз вовремя. Лесные зверята стали просыпаться, выходить на крылечки своих домиков и находить подарки от Деда Мороза. А пока все разбирали свои подарки, удивлялись и прыгали от счастья и восторга, Сноки помог маленькой вредине привести себя в подарок: умыться, пригладить шерстку и подстричь коготки. Все сразу увидели, что это вовсе не неизвестное существо, а хорошенькая мышка Иришка. И никто больше не называл ее маленькой врединой.
Сноки подарил мышке кубики с буквами, лисенок Хитрюша - сувенир на память, а Длинные Ушки - трубочку с разноцветными стеклами. В нее можно увидеть много удивительных узоров, а называется она "калейдоскоп". Ну а потом все дружно отправились водить хоровод вокруг самой высокой и самой нарядной ёлки в лесу. И мышка Иришка вместе с ними. И все были очень довольны в первый день наступившего Нового года
Автор  Олег Булдаков

  Через несколько минут снова стало тихо - даже угольки перестали прыгать и уныло лежали на каменной плите.
  Из-за плинтуса высунулись несколько усатых остроносых мордочек с глазами-бусинками и стали деловито шушукаться на своём, мышином языке. Наконец, одна из мышей выбралась наружу и шмыгнула через всю комнату в дальний угол. Следом пробежало всё семейство.
  - Что случилось? - пискнула маленькая мышка с причудливым хохолком на кончике хвоста.
  - Не понять, - самая старая и толстая из мышей пошевелила носом и громко чихнула, - одно знаю точно: здесь был кто-то чужой.
  - Ну надо же, надо же! - воскликнула мышка-Веселушка, неуёмная хохотушка, и приготовилась хлопнуть в ладоши, как вдруг смутилась и спрятала лапки за спиной.
  - Ты чего? - спросила самая маленькая мышь.
  - Н-ничего, - пискнула Веселушка и зарыдала, - нечему радоваться. Не-че-му!
  Мыши удивлённо переглянулись, а Веселушка продолжала лить слёзы, отчего её крошечные глазки покраснели и стали похожи на две болотные клюквины.
  - Всё ясно! - заявила вдруг самая старая и толстая мышь, - произошло что-то очень нехорошее.
  - И что делать?
  - Идём к мудрому Архимеду!
  - О да, - визгнула самая маленькая мышь, - дядя Химка всё расставит по своим местам.
   
  Морской свин по имени Архимед - или просто дядя Химка, обитал на кухне в деревянной клетке с железными прутьями. Клетка обычно запиралась на замок, но Химка без труда открывал его добытой в одной из прогулок булавкой.
  Заслышав шуршание по полу, Химка достал булавку из тайника - небольшой трещинки в деревянном поддоне - и неспеша выбрался наружу.
  - Что-то не так, - прошептал он, оглядевшись вокруг. Шерстка на затылке встала дыбом, а уши дергались, словно по ним катались крохотные колючие ежи.
  - Дядя Химка, - пищали мыши, - у нас беда.
  - Веселушка плачет! Впервые в жизни.
  - У камина побывал кто-то чужой.
  - Нехороший!
  - Да что такое? - переспросил Химка и потрусил из одного конца кухни в другой, резво перебирая кривыми лапками, - не могу понять что? Может, спросить у тётушки Грет?
  Тётушка Грет была огромной зелёной мухой с сиреневой полоской на животе, которой чрезвычайно гордилась и называла себя избранной. Правда, кто её избирал и за что, Химка не знал, но вежливо соглашался. Муха любила поумничать, но была очень шустрой и внимательной. Ничего не ускользало от её пытливых глаз.
  Зимой тётушка Грет спала в укромном местечке - под обоями за печкой в мягком и уютном коконе, свитом из подаренной паучком паутины.
  Химка подбежал к печке и тихонько поскрёбся. Не услышав ответа, он дёрнул зубами за краешек обоины. Кусочек штукатурки больно шлёпнул его по носу, отчего Химка попятился назад и громко чихнул.
  Тётушка Грет проснулась и сердито засопела под обоями.
  - Ну что вам под Новый год неймётся? Сами не спят и другим не дают!
  - Тётя Грет, у нас беда! - затараторили мыши.
  - Весной со своей бедой придёте. Весной. А сейчас - спать!
  - Пожалуйста, ну хоть маленький советик...
  - Советик? - буркнула хитрая муха - авось до весны ваша беда пройдёт. Тогда и приходите.
   
  Не добившись ничего от мухи, Химка с мышиной семьёй двинулись в комнату с камином, где, собственно, и произошло что-то нехорошее. Внимательно изучив ковёр на полу, ёлочные иголки, рассыпанные по полу под новогодней ёлкой, попробовав на вкус блестящий дождик, морской свин недоумённо всплеснул передними лапками.
  - Ничего не пойму. Здесь был кто-то... Но кто?
  Неожиданно, задняя лапка Химки попа в сеть паутинки, обронённой паучком. Серебристые колокольчики зазвенели. Химка улыбнулся, подобрал паутинку и повязал вокруг шеи. Совсем по-новогоднему. Но почему-то стало грустно. Под Новый год Химке всегда хотелось плясать носиться по клетке, разбрасывая подстилку из стружки и хрустеть банановой кожурой и яблоками, которыми угощала хозяйка. Но сейчас не хотелось даже яблок, что было совсем уж странно.
  Вдруг откуда-то сверху опустилась тоненькая лесенка. По ней, быстро перебирая лапками, бежал паучок.
  - Я видел! Я всё видел, - кричал паучок, - они украли Новый год! Больше у нас не будет новогоднего настроения!
  - Кто украл? - переспросил Химка.
  - Четыре серых гнома.
  Химка замер на месте и задумался. Мыши - все как одна, смотрели на него с надеждой. Они искренне верили, что дядюшка Архимед что-нибудь придумает и спасёт новогодний праздник. И он не мог их подвести. Значит, придётся искать негодяев. Только где?
  Химка фыркнул, подпрыгнул на всех четырёх лапах и стремглав поскакал к двери.
  - Ждите! - крикнул он обитателям дома, - я скоро вернусь с новогодним настроением.
   
  Химка выскочил во двор, и тут его пыл поугас. На улице было темно и страшно. Звёзды светили тускло, а снег, скрипевший под ногами, обжигал пятки холодом. Не спасала даже пушистая разноцветная шубка, которую Химка отрастил к зиме. Свин понял, что не дойдёт даже до леса - замёрзнет в снегу. Вот и кончилось путешествие, даже не успев начаться. А жаль - так жаль, что Нового года в этом году не будет!
  Химка опустил голову и уныло побрёл обратно к двери, как вдруг заметил на лавочке под окном огромного рыжего кота. Котофеич, видать, недавно пообедал, поэтому спокойно умывался, не обращая на свина никакого внимания. Иначе бы Химке не поздоровилось. Мигом бы догнал его кот и потрепал на славу.
  "А что - это идея! - подумал Химка, - кот быстро бегает, и шерсть у него погуще моей будет".
  Кот как раз встал, потянулся, расфуфырив пушистую шубку, и сладко зевнул.
  - Здравствуй, Котофеич, - пискнул Химка. Однако кот только раздражённо повёл ушами. Наверное, не расслышал. Или не понял, кто это его зовёт.
  Химка встал на задние лапки и закричал, что есть мочи.
  - Доброй ночи, Котофеич!
  - О, еда прибыла, - облизнулся кот, - жаль, я только что слопал здоровенную крысу да молочка попил.
  Химка вздрогнул, и ушки его затряслись от страха, но виду не подал.
  - Я тут... о помощи просить пришёл!
  - О помощи? - кот выпучил свои узкие глаза-щёлочки, а усы его от удивления встали торчком, - ты - меня?
  - Да, - храбро ответил свин, - тут дело серьёзное. Четыре серых гнома украли новый год.
  - А, эти маленькие быстрые тени. Видел. То-то думаю, отчего аппетит пропал? Даже сметану не стал есть, - печально вздохнул кот, - а стояла ведь целая банка! Нехорошо...
  - Вот и я о том же, - храбро заявил свин, - помоги их поймать. Сам я в лесу замёрзну.
  Кот внимательно посмотрел на маленького грызуна, удивлённый его небывалой храбростью.
  - А ты не боишься?
  - Чего?
  - Что я тебя съем?
  - Так ведь ты только что попоужинал, - заметил Химка.
  - Верно, - широко улыбнулся кот, демонстрируя острые блестящие зубы, - но скоро я снова проголодаюсь.
  - Ну, там и посмотрим, - ответил Химка.
  Кот спрыгнул с лавочки на землю и опустил хвост, чтобы свин смог взобраться ему на спину. Химка юркнул в огненно-рыжую тёплую шерсть и с удовольствием закутался в неё по самые уши. Кот повернул к нему усатую морду и спросил.
  - А ты уверен, что гномы в лесу?
  - А где им ещё быть! - хмыкнул свин. Кот мотнул головой и помчался в лес.
   
  В тёмной густой чаще было холодно и страшно. Котофеич осторожно пробирался между ледяных кустов, поджав хвост. Химка зябко прятал нос в его шубе и с опаской смотрел по сторонам. Кроме деревьев ничего не было видно. Даже следов. Очевидно, гномы были очень лёгкими. Или умели летать.
  Летающих гномов Химка никогда не видел. Впрочем, обыкновенных тоже.
  Неожиданно Котофеич вздрогнул, выгнул спину дугой и зашипел. Химка кубарем скатился на землю и растянулся на колючем снегу. Нос мгновенно замёрз и покрылся инеем.
  - Что за странная компания? - спросил кто-то грубым и хриплым голосом.
  Химка поднял мордочку и увидел, что под деревом развалился большой серый волк. Из пасти торчали преогромные белые клыки, а глаза напоминали жуткие зелёные фонари. С длинного красного языка, капала слюна - волк явно был голоден.
  - Мы, - дрожащим голосом начал Химка, - мы идём Новый год спасать!
  - Вот как! - воскликнул волк и рассмеялся, - еда на еде едет. И как раз - к празднику. Вот хорошо, а то мне с вечера кусок в горло не лезет.
  - А почему не лезет? - спросил свин.
  - Не знаю, - пожал плечами волк, - тоска напала.
  Тут волк задрал голову к небу и громко и протяжно завыл на луну. Химка набрался храбрости и дёрнул Котофеича за лапу. Кот, приготовившийся было удирать, куда глаза глядят, вспомнил про своего спутника и опустил ему хвост. Но Химка не стал никуда лезть. Вместо этого он снова обратился к волку.
  - А знаешь ведь, братец волк, что тоска твоя оттого, что новогоднее настроение украли. И пока мы не найдём гномов, не отберём у них праздник, ходить тебе голодному до самого рождества.
  Волк устало потянулся и почувствовал, как в животе у него заурчало.
  - Да уж, - вздохнут волк, - есть охота, а не естся. Непорядок! А вы знаете, кто праздник украл?
  - Четыре серых гнома! - заявил морской свин.
  - Эти старые пеньки? - закричал волк, - да я их в клочья порву.
  - Ты знаешь, где они живут? - обрадовался Химка.
  - Конечно! - рявкнул волк, - в подземной пещере, вход в которую - на опушке леса, под корягой. Прыгайте на спину, я вас мигом довезу!
  Но Котофеич не спешил взбираться на волчью спину. Неохота было становиться чьим-то ужином в новогоднюю ночь. Но волк только хмыкнул.
  - Да то у вас жрать-то? Только костями хрустеть да шерстью неделю плеваться. Не боись, кот. Сейчас есть не буду.
  Котофеич схватил Химку зубами за шкирку, прыгнул волку на спину, и они быстро помчались через лес. Шерсть у волка оказалась жёсткая, колючая, но тёплая. Котофеич с Химкой с удовольствием грелись, развалившись на волчьей спине.
  Наконец, волк добрался до опушки леса и остановился.
  - Ну всё, - хищно улыбнулся волк, - сейчас кому-то будет больно.
  - Погодите, - закричал Химка, - в вдруг гномы волшебные?
  - Конечно, волшебные, - хмыкнул волк, - раз им под силу праздник украсть - тут без волшебства никак.
  - А если они нас заколдуют? - в ужасе воскликнул свин, - нужно что-то придумать, чтобы защититься.
  - А что тут думать? - воскликнул волк, - рвать в клочья - и всё!
  - Драпать надо, - прошептал кот. Но Химка не собирался так просто сдаваться.
  - А давайте их просто попросим. Вдруг вернут?
  -Ага, - рассмеялся волк, - держи карман шире.
   
  Пока они переговаривались, решая, что делать, в яме под корягой показалось четыре пары блестящих глаз. Затем высунулись любопытные носы и не менее любопытные уши. Маленькие серые гному внимательно слушали, о чём говорят звери. Как вдруг один из них выкатился на улицу, упал на снег и стал кататься по земле, держась руками за живот. На всю поляну раздавался его громкий смех.
  - Ой, насмешили! Не могу - насмешили. Еда на еде едет и едой погоняет.
  Остальные гномы тоже вышли из пещеры. Длинные, до колен, бороды, тряслись от смеха.
  - Посмотрите, а у хомяка ещё и дождик на шее, - пискнул один из гномов, и тоже упал, дрыгая ногами в воздухе.
  - Я не хомяк, - возмущённо буркнул Химка, - я морская свинка!
  - Ага, а кот - это твой корабль? - продолжали смеяться гномы.
  - Как вам не стыдно, - пожурил их Химка, - украли у целого мира Новый год, а сами веселятся на всю катушку. Бессовестные негодяи!
  - Верните сейчас же Новый год! - поддержал его Котофеич.
  - А не то всех порву! - добавил волк.
  Но гномы продолжали смеяться. И вдруг прямо на глазах у зверей кожа на их лицах стала розоветь. Бороды побелели, а колпачки на головах стали ярко-алого цвета.
  - Глядите! - вскричал Химка, - вы уже не серые.
  Гномы остановились, посмотрели друг на дружку и радостно бросились обниматься.
  - Ура! Мы стали нормальными, красивыми гномами!
  - Ещё бы - мы столько, сколько сегодня, за целую жизнь не смеялись. Спасибо вам!
  - Значит, вы отдадите нам праздник? - обрадовался Химка. Но гномы покачали головой.
  - Мы не можем, - сказали они, - нам так понравилось. У нас никогда раньше не было Нового года.
  - Но почему? - удивились звери. - Ко всем приходит, а к вам - нет?
  - Дело в том, что каждый год Дед Мороз устаёт разносить подарки по всему миру и забывает о нашей пещере.
  - Да-да, - возмущённо воскликнул один из гномов, - ложится спать, а мы остаёмся без подарков.
  - И без настроения.
  - Разве это справедливо?
  - Но тогда целый мир останется без праздника, - воскликнул Химка, - и это тоже несправедливо.
  - Что же делать? - переглянулись между собой гномы, - мы тоже хотим, чтобы было весело.
  - Знаю-знаю, - закричал свин, - давайте напишем Деду Морозу письмо! Тогда он обязательно к вам придёт!
  - Непременно придёт, - поддержал Котофеич, - Дед Мороз - он самый добрый.
  - Я не умею писать, - сказал один гном.
  - И я.
  - И я.
  - Мы все не умеем писать, - заявили гномы и почему-то покраснели.
  "Наверное, от стыда, - подумал Химка, - такие взрослые, а до сих пор не научились писать".
  - Ничего страшного, - сказал он вслух, - я попрошу одного из человеческих детишек написать письмо. Он каждый год так делает.
  - А ты сможешь ему об этом сказать? - засомневался Котофеич, - люди не понимают языка зверей.
  - Поймут! - в один голос закричали гномы и захлопали в ладоши, - мы ведь волшебники - мы сделаем так, что поймут.
  На том и порешили.
   
  Гномы вернули Новый год. Химка бережно взял его обеими лапками и не отпускал до тех пор, пока снова не очутился в большой комнате с камином. Там он положил праздник под ёлочку, и всем снова стало весело.
  Веселушка захохотала. Паучок стал плести паутинку, звенящую радостными колокольчиками. А Химка со своим маленьким хозяином сели сочинять письмо Деду Морозу, в котором попросили подарков для всех - и для волшебных гномов, и для серого волка, и для кота Котофеича, и для мышиного семейства, и для паучка и даже для зелёной мухи Грет, которая продолжала храпеть за печкой.
  Этот Новый год обещал стать необыкновенны