Кровавый Хаус начала века
В эти выходные состоялась премьера сериала Стивена Содерберга «Больница Никербокер», в котором Клайв Оуэн играет циничного, но талантливого хирурга-наркомана.

Нью-Йорк, 1900 год. Джентльмен в белых ботинках (Клайв Оуэн) выползает из опиумного притона с китайскими проститутками, ловит кэб, приводит себя в чувство уколом и оказывается по прибытии в пункт назначения хирургом Джоном Тэкери, которому предстоит ассистировать во время экспериментального кесарева сечения. Спасти не удается ни пациентку с предлежанием плаценты, ни плод, ни проводившего операцию старшего товарища — дюжина фатальных неудач подряд доводят главного хирурга (Мэтт Фрюэр) больницы «Никербокер» до отказа от продолжения попыток.

Освободившееся место достается Тэкери, однако повышение омрачает не только смерть старшего товарища: медицинское учреждение находится в состоянии финансового кризиса, а представитель главного инвестора (Джульет Райлэнс) навязывает Джону пришлого заместителя (Андре Холлэнд). Завидный послужной список последнего заслоняет деталь, которую не скрыть при личной встрече.

Уже в первой серии Стивен Содерберг выстраивает многоуровневую реконструкцию темного прошлого Нью-Йорка начала XX века. Посмотришь — сущее средневековье, даром что главный герой превращает траурную речь на похоронах друга в гимн прогрессу. Когда Тэкери говорит о том, что за последнюю пятилетку медицина узнала о человеческом теле больше, чем за пять столетий, это скорее похоже на исповедь Сизифа, чей камень вновь сорвался в пропасть, чем на отчет оптимиста. Обстоятельства жизни Джона только усугубляют этот эффект:

уже в первой серии он успевает не только изобрести анестезию посредством введения двухпроцентного раствора кокаина в спинной мозг пациента, но и пережить ломку между двумя приемами наркотического вещества.

На словах объяснять причины подобных срывов не приходится — все на экране: антисанитария, иммигранты, которые умирают целыми кварталами, эксплуатация детского труда, экипажи карет скорой помощи пускают в ход бейсбольные биты, когда надо определить, в чью больницу поедет богатый пациент, новоизобретенная должность санитарного врача — райский уголок взяточника.

Содерберг любит детально размечать исследуемую территорию, легко вообразить его составителем анатомических атласов.

При этом расстановка персонажей, которым предстоит стать центральными, не кажется революционной. В центре — резкий в общении прагматик, злоупотребляющий примиряющими с реальностью препаратами. Слева сверху — очень правильная женщина-босс. В команде — афроамериканец, которому придется доказывать свое право на место в коллективе.

Понятно, что от сравнений с доктором Хаусом никуда не деться, но Содерберг оперирует материалом так, что об аналогиях задумываешься уже постфактум, в процессе рефлексии об анамнезе.

Опрокидывающие в прошлое сериалы принято хвалить за тщательность реконструкций, как «Безумцев» или «Подпольную империю»? Создатели «Больницы Никербокер» призвали на помощь доктора Стенли Бёрнса и сотрудников созданного им архива, самую известную часть которого составляют фотоснимки, посвященные истории медицины.

В результате, когда в кадре орудуют скальпелем, сложно не зажмуриваться.

В остальное время, наоборот, сложно оторваться. Во-первых, это очень красиво, отчего, правда, возникает вопрос: достоверны ли смрадные трущобы, если от них не хочется отвернуться, как от рук, запущенных в человеческое

нутро?

Во-вторых, Содерберг, который не только срежиссировал все десять серий первого сезона, но и снял их в качестве оператора, регулярно дразнит зрителя, то запуская камеру под ноги Клайву Оуэну, то, вдруг, отводя взгляд, когда телевизионные законы вступают в конфликт со здравым смыслом. Показать, как из чрева извлекают окровавленный плод, уже можно, а вот какую вену предлагает герой медсестре, когда оказываются забракованы не только руки, но и ноги, все-таки нет.

В-третьих, саундтрек написал Клифф Мартинес — автор музыки к десятку фильмов Содерберга, а также к «Драйву» и «Только бог простит» Николаса Виндинга Рефна создал что-то вроде электронной акупунктуры. На состаренную картинку, напоминающую и ту же «Подпольную империю», и недавнюю «Роковую страсть» Джеймса Грея, она действует крайне благотворно.

Автор: Владимир Лященко

Этой осенью исполняется 10 лет с момента выхода первой серии сериала «Доктор Хаус». Это была настоящая бомба. Дико харизматичный Хаус не оставил равнодушных: кто-то его терпеть не мог за прямоту и наплевательское отношение к окружающим, а кто-то пришел в неописуемый восторг от мастерского сарказма и великолепного ума героя.

Здравствуйте, меня зовут доктор Хаус! И давно вы уже психопатка?

Вы всегда так глупы или сегодня особый случай?

Игнорируете меня? Или молча наслаждаетесь моим обаянием?

Вы немного полноваты. Под словом «немного» я подразумеваю, что вы разъелись до полусмерти.

Соболезную. Жить он будет долго и достанет вас по полной.

Мне пора... куча больных. Вот потороплюсь... и может, удастся их избежать.

Совесть? Это ты про ту штуку, которая дает о себе знать, когда нет логичных причин вести себя так, как от тебя требуют?

Пациент умер? Или мне надо работать?

Я хотел бы вам ударить в зубы, но почему я должен улучшать ваш внешний вид?

Хорошо быть взрослым. Никому ничего не должен.

У всех детей есть одна общая черта — они все кретины.

У Вас повреждён мозг... Вы обречены на пожизненное счастье.

Врать родителям — это, конечно, правильно, но перед лицом смерти можно и отступить.

Я прав или... я прав?

Ты же давал клятву быть крутым? По крайне мере я такую давал, пока все давали клятву Гиппократа.

У тебя 2 варианта. Ещё поспорить и сделать, что я сказал или сделать, что я сказал.

Неужели это волчанка? Мечты сбылись!

Чейз: Ей осталось всего 2-3 месяца. Хаус: Есть и хорошая новость: это значит, что я опять прав.

Хаус: Миссис Адамс, не могли бы вы выйти на минуту? Миссис Адамс: Зачем? Хаус: Затем, что вы меня раздражаете.

Чейз: Вы шутите! Хаус: Ну, это не трудно... Что может быть смешнее рака?

Уилсон: Черт, пациентка с терминальной стадией почечной недостаточности. Сердце не выдерживает диализа, нужна трансплантация, а... Когда разговор не о тебе, ты отключаешься, так? Хаус: Что?

Уилсон: Эта женщина... Хаус: Та, что не говорит? Мне понравилась.

Уилсон: Хватит менять тему! Хаус: Сказал любитель менять тему.

Уилсон: Хаус, какого черта твой нестабильный пациент разгуливает по коридору? Хаус: Порвал поводок.

Начальник тюрьмы: Ваш пациент пырнул ножом своего сокамерника, другому сломал шею, чуть не обезглавил одного из охранников. Хаус: Не бойтесь, я его не обижу.

Уилсон: Если ты хотел поработать в одиночестве, мог бы просто сказать. Зачем врать? Хаус: Врать интереснее.

Тринадцать: Друзья уважают решения друг друга, даже если не согласны с ними. Это называется преданность. Хаус: Преданность — способ заставить поступить кого-то так, как тебе нужно.

Мать пациента: Как вы можете просто сидеть здесь? Хаус: Если я буду есть стоя, я подавлюсь.

Форман: Он, возможно, просто пошевелился, никто не остается идеально неподвижным во время томографии. Хаус: Да, возможно, ему было неудобно, и он передвинул одно полушарие своего мозга в более удобное положение.

Пациент: Это хорошая больница? Хаус: Смотря что вы имеете в виду под словом «хорошая». Кресла у них удобные.

Кадди: Обрати на меня внимание! Хаус: Прости, но тогда мне будет сложнее тебя игнорировать.

— Извините, доктор Хаус, я работаю вместе с Венди Ли, а еще я ее парень. — Супер, а я тот, кому

плевать.

— Вы не видели мой деревянный ящик? — Какой ящик? — Деревянный, в форме ящика.

— Помоги мне избежать этого ужина, и я расскажу, кто пустил слух, что ты транссексуал! — Нет такого слуха! — Будет, если не поможешь избежать ужина!

— Как вы проверите реакцию кого-либо на боль? — Просто. Сделаю им больно.

— Я два часа прождал в холле. — Увлекательно. Мемуары писать не думали?

— Думаешь, я хочу, чтобы весь мир видел, как ты пялишься на мою задницу и критикуешь мой гардероб? — А было бы лучше если бы я пялился на твой гардероб и критиковал твою задницу?

— Нужен адвокат! — Вы кого-то убили? — Никого. Но еще не вечер.