Древнегреческий Данай даром времени не терял и за свою плодотворную жизнь сварганил полсотни прекрасных дочерей Данаид, от которых, как и от всех красавиц, были одни неприятности – ссоры, распри, кровопролития.

Моего Даная с трудом хватило на одну-единственную красавицу – белобрысенькую Яночку. На этом он решил поставить точку. На мои избитые аргументы о том, что ребёнку необходимо любить братика или сестричку, он неизменно отвечает со свойственным ему здоровым эгоизмом:

- Пусть лучше любит нас.

Но вернёмся к Лорене. Вернее, к пятну крови, которое я случайно увидела на плавках своего мужа.

- Что это?! – с ужасом спросила я.

- Да, понимаешь…, - замялся Данай.

В последних "Фактах" как раз писали о геморрое.

- Завтра же к врачу! – скомандовала я. – Это очень опасно.

Муж поверил и оказался на приёме у прекрасной Лорены. Правда, тогда она ещё была Ларисой Орестовной, сексапильной блондинкой, сильно смахивающей на омоложенный вариант Мадонны – не той, что на иконах, с младенцем, а той, что в газетах, с микрофоном и соблазнительно приспущенными шортами.

Тут я, конечно, погорячилась – никакого микрофона у Лорены нет. Её рабочий инструмент зовётся ректоскопом – такая трубочка с лампочкой на конце, чтобы освещать пациентов изнутри. Одета она как раз очень скромно, в нежно-салатовый халатик и такой же колпачок, замечательно гармонирующий с её ярко-зелёными русалочьими глазами.

Трудно вообразить, какие невидимые миру ураганы бушевали в душе моего Даная, когда он взгромождался на стол в позе рака, чтобы представить пред ясны очи Лорены свой, как оказалось, довольно запущенный геморрой.

- Без операции никак нельзя? – пряча глаза, сдавленным голосом спросил Данай, когда осмотр закончился. Он с детских лет панически боится врачей.

- Не волнуйтесь, пожалуйста, – успокоила его Лариса Орестовна. – Операция не нужна. Узлы перетягиваются резинкой, после чего отпадают сами собой. Без боли.

Не веря своему счастью, Данай ошарашено посмотрел на красивую докторшу. Тогда-то всё и началось. Лариса Орестовна не обманула. Уже две недели спустя супруг мой был как новенький. Он похорошел, помолодел, сиял наивной гордостью только что отчеканенного рубля. И куда только девались его обычные раздражительность и брюзгливость!

Я, словно неразумное дитя, объясняла себе эти перемены чудесным исцелением от неприятной и коварной болезни. Лишь когда он то и дело стал называть меня Лориком, я начала догадываться, в чём дело, и… очутилась в кабинете Ларисы Орестовны.

Сидя напротив неё, я пристально рассматривала нежную светлую кожу, золотистые волосы, слегка подцвеченные ромашкой. Похожа на фотомодель. Явно моложе меня. Внешне – полная моя противоположность. Я смуглая, тёмноволосая, да и ростом не вышла.

- Разденьтесь, пожалуйста, я вас осмотрю, – попросила она, задав мне несколько нескромных вопросов и что-то записав в мою новенькую карту.

Это в мои планы не входило. Я замялась.

- Да вы не смущайтесь, – ласково улыбнулась докторша, натягивая на холёные пальчики с пастельным маникюром тонкие резиновые перчатки. – Меня даже мужчины не стесняются.

Это уж точно. Действительно, не стесняются. Но как же мне узнать? И тут меня осенило.

- Видите ли, я личный секретарь Даная Васильевича, это он порекомендовал мне обратиться к вам.

Она слегка напряглась.

- Личный? Что это значит?

Кажется, я попала в точку.

- Ну, понимаете, – нарочито смущённо произнесла я, – просто он поверяет мне ВСЁ. Даже то, чего не расскажешь самому-самому близкому человеку.

Её глаза сузились и потемнели.

- Так уж и всё? – иронично протянула она.

В принципе на этом можно было бы остановиться. Но я решила на всякий случай довести дело до конца.

Мой муженёк порой становится изворотливым и вёртким как земноводное, попавшее в руки ловца змей. Пара ловких движений – и я, раскрыв рот, остаюсь в счастливом неведении. То ли было, то ли не было. На сей раз дело оказалось серьёзным. А посему гадать я не собиралась – нужно было действовать наверняка.

- Именно всё. Даже ЭТО, – спокойно произнесла я.

- Что, "ЭТО"? – не поняла она, на всякий случай так же, как и я, выделив голосом слово "это".

- Ваши с ним близкие отношения.

Всё. Капкан захлопнулся. А теперь посмотрим, кто в него попал.

- Но зачем? – вдруг спросила она с явной болью в голосе. – Вы что, его любовница?

- Нет. Я его жена.

- Ах, вот оно что, – в её глубоком вздохе порхало, хихикало, издевательски подмигивало… облегчение.

Да, именно оно. Бессовестно обнажённое, ничем не прикрытое облегчение!

- Чудесно, – ещё раз ласково улыбнулась Лариса Орестовна, изящно стягивая резиновые перчатки и ещё больше хорошея от этой улыбки. – Я уже давно мечтаю пообщаться с вами, а Данай всё никак не хочет познакомить.

Мне стало холодно. Я-то рассчитывала совсем на другое – страх, уловки, увиливания. А что, если и мой супруг окажется столь же смелым?!

- Простите, я пошутила, – дрожащим голосом
 

произнесла я и встала, собираясь трусливо удрать.

- Нет-нет, сидите, – она заперла дверь на ключ и спрятала его в карман. – Сейчас коньячок открою, подарок благодарного пациента. И конфеты шоколадные не забыл, умничка.

Мне вспомнилась сказка "Пряничный домик", которую Яночка вчера читала вслух. В этом домике жила людоедка, заманивающая к себе детей сладостями.

- Господи, помилуй, – взмолилась я про себя, с ужасом глядя на приближающуюся ко мне с маленькой коньячной рюмочкой в руке Ларису Орестовну.

Сейчас отравит. Возьмёт и вольёт в меня насильно эту бурду.

- Я не пью алкогольных напитков, – стуча зубами, пробормотала я, безуспешно пытаясь придать твёрдость своему осипшему голосу.

- Да вы не бойтесь, – снова улыбнулась она. – Ничего плохого я вам не сделаю.

И тут я почему-то поверила. Как-то подсознательно почувствовала, что не может быть у плохого человека такой хорошей улыбки.

Выпив коньяк, я выбрала конфету поизящнее – в последнее время стрелка наших напольных весов всё увереннее ползет вправо – и ощутила блаженное тепло в груди. Страх испарился, причем совершенно бесследно. Странно, что я так испугалась её.

- Как вас зовут? – поинтересовалась Лариса Орестовна.

- Алёна, – неожиданно ответила я. Так меня звала только бабушка. Когда-то давно – в той розовой, счастливой стране, где любое событие приобретает значение вселенского масштаба. – Данай называет меня Леной, а учительницы – Еленой Сергеевной, я директор частной школы.

- А меня – Лорена, – сказала она, серьёзно глядя на меня. – Данай зовёт меня Лорой – производное от Ларисы, но настоящего моего имени он не знает. – Думаю, тебе не нужно объяснять, о чём я.

Я бы с удовольствием послушала её объяснения, но… Оказалось, что я уже всё знаю! Только вот непонятно, откуда. Словно забыла и вдруг вспомнила.

Если рассказать в двух словах, то получалось, что каждый из нас приходит в этот мир со своим именем. Везёт лишь немногим – родители крайне редко чувствуют или угадывают настоящее имя. Но если всё же почувствуют, то о таком человеке говорят, что он родился в рубашке. Всё ему удаётся, любовь всегда оказывается взаимной, способности и таланты реализуются, словно по волшебству.

Другие же – их подавляющее большинство – вынуждены жить под чужим именем. Всю жизнь мучаются, страдают от неразделённой любви. Кружат, ищут себя, свой путь, своё предназначение, свою половину. И никак не могут найти.

- Данай почти отгадал моё, а я услышала его имя, – пояснила Лорена. – Оттого нам так хорошо вдвоём.

- И как же его зовут? – заинтересовалась я.

- Этого я не могу сказать даже тебе. Сейчас ты – Алёна, и потому тебе спокойно, радостно и тепло. Но выйдя отсюда, снова станешь Леной и захочешь насильно вернуть то, что тебе не принадлежит.

Я хорошо понимала, о чём она говорит. В тот момент мне было ясно, что мы с Данаем – не пара, что никогда не будем счастливы вместе, что моя половинка ждёт меня где-то, совсем близко.

В дверь постучались. Лорена пригласила в кабинет моложавого симпатичного мужчину с глазами побитого пса – наверняка рассчитывал увидеть замшелого лысого кандидата медицинских наук по фамилии Толстогуб, а тут, на тебе, красавица-блондинка. Пока мы разговаривали, перед кабинетом образовалась очередь. Стараясь не глядеть в осуждающие глаза страдальцев, я выбежала на улицу.

В голове что-то булькало, кипело, взрывалось. Так просто! Десять лет семейной жизни, Яночку, меня – бросить под ноги этой смазливой…

Ослеплённая ярким апрельским солнцем, я не сразу увидела, что зелёный сигнал светофора сменился жёлтым. Заторопившись, услышала совсем рядом противный визг тормозов. Сильный толчок, похожий на пинок динозавра, унёс меня в другое измерение. Солнце погасло, и я очутилась в кромешной тьме.

- Как тебя зовут? – вновь и вновь спрашивал мужской голос.

- Алёна, – прошептала я, с трудом разлепив пересохшие губы.

- Очнулась! – обрадовано зазвенел молодой девичий голосок. Я с усилием приоткрыла глаза и упёрлась взглядом в удивительно яркие и глубокие синие глаза. У людей таких не бывает.

- Ангел, что ли? – вяло подумала я.

Ангел взял из металлического лотка шприц, задрал на мне рубаху и с силой всадил в ногу длинную иглу. Я зажмурилась и застонала.

- Тихо-тихо, потерпи немного. Сейчас всё пройдёт.

Моментально распахнув глаза, я увидела совершенно незнакомого человека в белом халате и сразу поняла, что без колебаний пойду за этим человеком и в ад, и в рай – куда позовёт. Похоже, и он слегка удивился. По крайней мере, что-то шевельнулось в его глазах.

Он занялся другой моей ногой, приподнятой над кроватью, а я рассматривала его и наслаждалась его близостью, его осторожными касаниями, совсем не причиняющими боли.

У него были чуть рыжеватые волосы и беззащитно трогательная маленькая лысинка на темечке. Мне было приятно, что он не использует дурацких трюков с отращиванием соседних прядок. Эти прядки всё равно ничего не скрывают, а в самый неподходящий момент падают на лоб или взлетают в воздух, заставляя хозяина судорожно ловить их и водворять на место.

Почему-то я не могла смотреть без волнения на его руки, хотя ничего выдающегося в них не было. Руки как руки – не слишком большие, сильные, бережные и, сразу видно, точные. Руки врача. Руки хирурга.

Вместо того, чтобы провести инвентаризацию и разобраться, остались ли у меня целые части тела, я смотрела на него и блаженно улыбалась, будто расслабленная идиотка. Странное дело, но меня абсолютно не волновало, что со мной и в каком я виде.

Словно прочитав мои мысли, он внимательно посмотрел на меня и перешёл на "вы".

- Вам повезло. Небольшой перелом, а всё остальное – тьфу-тьфу… Голова не кружится?

Я отрицательно покачала головой, безуспешно пытаясь стереть с лица неуместную улыбку. Я была абсолютно, безмерно счастлива. Настолько, что мне даже не приходило в голову поинтересоваться, что с моим лицом. Раньше я в первую очередь хваталась за зеркало – в грусти, радости, неприятностях. Сейчас же я не могла потратить ни секунды на какие-то действия, не связанные с ним.

- Ну вот и всё, Алёнушка, – неожиданно сказал он, и меня с ног до головы заполнило золотое сияние. – Через недельку сделаю вам операцию, скреплю косточки, чтоб скорее срастались, и будете бегать быстрее всех.

- Как, операцию? – у меня вытянулось лицо.

- Не пугайтесь, это недолго, минут сорок, ну, час от силы. Зато не придётся лежать месяцами. И ножка ровненькой будет, она у вас очень красивая.

Я вдруг поняла, что мы не одни, и засмущалась. На нас во все глаза смотрели 

женщины с соседних кроватей. Их было 

пятеро.

- Вы только поглядите, – возмутилась пожилая толстуха в гипсовом корсете, стоило доктору закрыть за собой дверь, – с нами он так не разговаривает! "Не люблю лишних вопросов", – и весь разговор. А тут, пожалуйста, комплименты делает, кокетничает, о ножках речь ведёт.

- Потому Алёна и понравилась Андрею Петровичу, что всё время молчала, – вступилась за меня моя соседка – бледная, красивая женщина средних лет с изящно забранными назад волосами. Она, как и я, была наколота на спицу, пронзавшую её ногу выше колена.

НЕУЖЕЛИ Я ЕМУ НРАВЛЮСЬ?!

Во мне звенела сумасшедшая радость. Не верилось, что такое бывает. Ещё мгновение – и проснусь, услышу рядышком храп Даная, отодвинусь от него, поплотнее закутаюсь в одеяло и начну мечтать непонятно о чём.